Пытаюсь читать ещё одного автора из длинного списка "Русского Букера" - Александра Терехова (того, что "Каменный мост" написал), а конкретно - роман его "Немцы" о конце эпохи Лужкова (Терехов с этим романом стал ещё и лауреатом премии «Национальный бестселлер» по итогам 2011 года)...
А видеоинтервью мне понравилось.
<lj-embed id="111">
<object height="385" width="640"><param name="movie" value="www.youtube.com/v/t-ZDsr9bxXc"; /><param name="allowFullScreen" value="true" /><embed allowfullscreen="true" height="385" src="www.youtube.com/v/t-ZDsr9bxXc"; type="application/x-shockwave-flash" width="640"></embed></object>
</lj-embed>
суббота, 04 августа 2012
Единственная каша, которую я любил всегда – пшённая. Правда, теперь и все остальные ем, не морщась. А пшенную кашу, если кто не знает, делают из проса. В предвоенные годы, когда нужно было срочно накормить народ и армию, урожайность проса резко повысил, выведя его новые сорта, учёный-селекционер Георгий Иванович Попов – отец Валерия Георгиевича Попова. Это я вторую повесть в книге Валерия Попова «Плясать до смерти» прочёл. Она называется «Комар живёт, пока поёт», в «Новом мире» была когда-то опубликована.
Повесть, конечно, не о просе, хотя просо, рожь и ячмень в ней присутствуют. Она о сложных родственных взаимоотношениях. Знаю по опыту, что труднее всего с самыми близкими людьми – детьми, родителями, жёнами, мужьями. Остальных-то можно послать куда подальше, а близких не пошлёшь, они всегда при тебе, если даже и не с тобой. Хотя у некоторых моих знакомых семейно-родственные дела на протяжении всей жизни очень красивыми и ровными получаются, аж завидки берут. Но такое, по-моему, редкость... Во всяком случае у Попова в семье идиллии никакой не было, у меня – тоже.
Валерий Попов предельно откровенно рассказал своих семейных «скелетах в шкафу». В «Плясать до смерти» – о своей дочери, в «Третьем дыхании» – о жене, в «Комаре» – об отце. Не каждый сможет о таком написать… Не знаю, хорошо ли своё грязное бельё на людях выворачивать, ведь «Комаре» Попов в прямом смысле слов этим занимается. Но точно знаю, что не каждый сможет ТАК написать…
Прочёл вошедший в список финалистов национальной литературной премии «Большая книга» исповедально-биографический роман Валерия Попова "Плясать до смерти". Вообще-то сам писатель изначально называл эту вещь повестью, а название выглядело вот так: "Плясать досмерти". Кстати, и первая публикация в журнале "Октябрь" имела название того же написания.
Книга, берущая за душу... Вот и Дмитрий Быков пишет о ней с трагическим восхищением : "Валерий Попов с первых книг предстал прозаиком первого ряда - точным, мгновенно узнаваемым, милосердным без назидательности, насмешливым без цинизма, умным без умничанья. С годами его книги становились все откровенней и страшней, но такой обжигающей прозы, как роман "Плясать до смерти", в России за последние годы не появлялось. Больше месяца я не мог думать ни о чем другом - и боялся написать автору о своей благодарности и сострадании: любые слова оскорбительны для этой книги, навсегда меняющей вашу жизнь". И я почти согласен с Димой, но всё-таки не полностью. Возможно потому, что сам прошёл через испытания, в чём-то похожие на те, что выпали на долю героя "Плясать до смерти", и жизнь моя из-за книги меняться уже не будет...
О второй вещи, которая вошла в эту книгу ("Комар живёт, пока поёт), я написал здесь.
Прочёл в "Полдне" (№7, 2012) статью Валерия Окулова "Приверженец всяческим книгам" о ленинградском писателе А.А.Щербакове, которую Окулов заканчивает цитатой Александра Александровича: "Не верьте, не верьте, что автор со сдвигом, он просто приверженец всяческим книгам..."
Сан Саныч не раз приезжал к нам в Сосновый Бор...
А вот его автограф для меня на книжке "Сдвиг" - то самое четверостишие полностью, но в несколько иной интерпретации:
пятница, 03 августа 2012
Пытаюсь читать ещё одного автора из длинного списка "Русского Букера" - Александра Терехова, конкретно - роман его "Немцы" о конце эпохи Лужкова (Терехов с этим романом стал ещё и лауреатом премии «Национальный бестселлер» по итогам 2011 года)...
А видеоинтервью мне понравилось.
А видеоинтервью мне понравилось.
Единственная каша, которую я любил всегда – пшённая. Правда, теперь и все остальные ем, не морщась. А пшенную кашу, если кто не знает, делают из проса. В предвоенные годы, когда нужно было срочно накормить народ и армию, урожайность проса резко повысил, выведя его новые сорта, учёный-селекционер Георгий Иванович Попов – отец Валерия Георгиевича Попова. Это я вторую повесть в книге Валерия Попова «Плясать до смерти» прочёл. Она называется «Комар живёт, пока поёт», в «Новом мире» была когда-то опубликована.
Повесть, конечно, не о просе, хотя просо, рожь и ячмень в ней присутствуют. Она о сложных родственных взаимоотношениях. Знаю по опыту, что труднее всего с самыми близкими людьми – детьми, родителями, жёнами, мужьями. Остальных-то можно послать куда подальше, а близких не пошлёшь, они всегда при тебе, если даже и не с тобой. Хотя у некоторых моих знакомых семейно-родственные дела на протяжении всей жизни очень красивыми и ровными получаются, аж завидки берут. Но такое, по-моему, редкость... Во всяком случае у Попова в семье идиллии никакой не было, у меня – тоже.
Валерий Попов предельно откровенно рассказал своих семейных «скелетах в шкафу». В «Плясать до смерти» – о своей дочери, в «Третьем дыхании» – о жене, в «Комаре» – об отце. Не каждый сможет о таком написать… Не знаю, хорошо ли своё грязное бельё на людях выворачивать, ведь «Комаре» Попов в прямом смысле слов этим занимается. Но точно знаю, что не каждый сможет ТАК написать…
Повесть, конечно, не о просе, хотя просо, рожь и ячмень в ней присутствуют. Она о сложных родственных взаимоотношениях. Знаю по опыту, что труднее всего с самыми близкими людьми – детьми, родителями, жёнами, мужьями. Остальных-то можно послать куда подальше, а близких не пошлёшь, они всегда при тебе, если даже и не с тобой. Хотя у некоторых моих знакомых семейно-родственные дела на протяжении всей жизни очень красивыми и ровными получаются, аж завидки берут. Но такое, по-моему, редкость... Во всяком случае у Попова в семье идиллии никакой не было, у меня – тоже.
Валерий Попов предельно откровенно рассказал своих семейных «скелетах в шкафу». В «Плясать до смерти» – о своей дочери, в «Третьем дыхании» – о жене, в «Комаре» – об отце. Не каждый сможет о таком написать… Не знаю, хорошо ли своё грязное бельё на людях выворачивать, ведь «Комаре» Попов в прямом смысле слов этим занимается. Но точно знаю, что не каждый сможет ТАК написать…
четверг, 02 августа 2012
Концерт Тима Скоренко (при участии Дмитрия Скирюка)Ещё задолго до того, как стать писателем, Тим Скоренко был довольно широко известен как поэт и бард, лауреат ряда фестивалей. На концерте, который состоится...http://fantlab.ru/blogarticle21468
Прочёл в «Полдне» статью Валерия Окулова «Приверженец всяческим книгам» о ленинградском писателе А.А.Щербакове, которую Окулов закончивает цитатой Александра Аоександровича: «Не верьте, не верьте, что автор со сдвигом, он просто приверженц всяческим книгам...»
Сан Саныч не раз приезжал к нам в Сосновый Бор...
А вот и его автограф для меня на книжке «Сдвиг» — то самое четверостишие полностью:
А мне нравится этот портрет писателя и художника Андрея Саломатова, сделанный мною в ноябре 2010-го Киеве:
Прочёл в "Полдне" (№7, 2012) статью Валерия Окулова "Приверженец всяческим книгам" о ленинградском писателе А.А.Щербакове, которую Окулов закончивает цитатой Александра Александровича: "Не верьте, не верьте, что автор со сдвигом, он просто приверженц всяческим книгам..."
Сан Саныч не раз приезжал к нам в Сосновый Бор...
А вот и его автограф для меня на книжке "Сдвиг" - то самое четверостишие полностью:
Сан Саныч не раз приезжал к нам в Сосновый Бор...
А вот и его автограф для меня на книжке "Сдвиг" - то самое четверостишие полностью:
Прочёл вошедший в список финалистов национальной литературной премии «Большая книга» исповедально-биографический роман Валерия Попова "Плясать до смерти". Вообще-то сам писатель изначально называл эту вещь повестью, а название выглядело вот так: "Плясать досмерти". Кстати, и первая публикация в журнале "Октябрь" имела название того же написания.
Книга, берущая за душу... Вот и Дмитрий Быков пишет о ней с трагическим восхищением : "Валерий Попов с первых книг предстал прозаиком первого ряда - точным, мгновенно узнаваемым, милосердным без назидательности, насмешливым без цинизма, умным без умничанья. С годами его книги становились все откровенней и страшней, но такой обжигающей прозы, как роман "Плясать до смерти", в России за последние годы не появлялось. Больше месяца я не мог думать ни о чем другом - и боялся написать автору о своей благодарности и сострадании: любые слова оскорбительны для этой книги, навсегда меняющей вашу жизнь". И я почти согласен с Димой, но всё-таки не полностью. Возможно потому, что сам прошёл через испытания, в чём-то похожие на те, что выпали на долю героя "Плясать до смерти", и жизнь моя из-за книги меняться уже не будет...
Подробнее о "Плясать до смерти", например, здесь:
http://bibliopskov.blogspot.com/2012/07/blog-post.html
среда, 01 августа 2012
Программа Петербургской фантастической ассамблеи 2012 года включает в себя следующие секции: неформатной фантастики; хоррора и «тёмных» направлений жанра; ролевых игр; аниме; фантастики в настольных и компьютерных играх, а также обширный общелитературный блок, включающий мастер-классы по прозе и критике, доклады, презентации и творческие встречи.
В этом году в число почетных гостей Ассамблеи войдут:
Кори Доктороу, британский писатель-фантаст, известный отечественным читателям по роману «Младший брат», повести «Когда сисадмины правили землей», лауреат премии имени Джона В. Кэмпбелла, «Прометей» и неоднократный лауреат премии журнала «Локус», один из известнейших европейских бойцов с системой «копирайта»;
Вадим Панов, автор циклов «Тайный город», «Анклавы» и «Герметикон», один из популярнейших писателей-фантастов, публикующихся в издательстве «Эксмо»;
Мария Семёнова, создательница образа легендарного Волкодава, знаменитый петербургский писатель и переводчик;
Мария Галина, писатель, поэт и публицист, чьё творчество отмечено множеством престижных наград;
Тим Скоренко, автор романов «Сад Иеронима Босха», «Законы прикладной эвтаназии», «Ода абсолютной жестокости», лауреат премии Бориса Стругацкого «Бронзовая улитка» и ряда других, включая Encouragement Awards на Eurocon-2011;
Дмитрий Скирюк, автор цикла «Жуга», романов «Блюз чёрной собаки» и «Прививка против приключений», лауреат премий «Большой Зилант» и «Звездный мост»;
Канцлер Ги (Майя Котовская), музыкант, автор-исколнитель, выступающий как с сольными акустическими концертами, так и в составе группы «Брэган Д’Эрт».
Принять участие в Ассамблее планируют представители крупнейших российских издательств: «Эксмо», «АСТ», «Азбука-Аттикус», «ОЛМА», «Лениздат».
Каждый из трёх дней Ассамблеи будет завершаться музыкальным мероприятием: в пятницу, 17 августа, это будет акустический и фолк-концерт, в субботу, 18-го, — шоу-программа, дискотека и шашлыки, в воскресенье, 19-го, — рок-концерт./a>
Полностью - здесь:
prochtenie.ru/index.php/news/7841
понедельник, 30 июля 2012
Все говорят, что Леонид Ярмольник очень милый, такой приятный. Но это совершенно не так. Вот приходим мы к нему на интервью в гримерку театра «Современник», где он играет с Гармашом в спектакле «С наступающим!», а люди мы, как известно, большие, крупные. Входит Жарова. «Да вы беременны!» – говорит Ярмольник. Следом входит Быков. «И ты тоже», – говорит он пораженно. Ну ничего, мы тоже сейчас ему что-нибудь скажем.
Сколько быть богом?!
Д.Б. К вопросу о вечной беременности: мы при твоей жизни увидим «Трудно быть богом»?
– Ты-то видел…
– Я видел, и мне кажется, что это лучший фильм Германа. Но надо же и честь знать!
– Насчет «лучший» – тут я все-таки за «Лапшина», но что самый совершенный, где метод доведен до логического предела, – конечно, «История арканарской резни». Последние сведения такие: премьера в конце года. Озвучание закончено, доделываются шумы, сейчас вроде идет запись музыки, как всегда, с чрезвычайной кропотливостью. Есть варианты – показать на будущий год в Канне или Венеции. Если в Канне – думаю, не в конкурсе (к которому надеется успеть с новой картиной Герман-младший, так что конкуренция двух Германов в программе могла бы войти в анналы). А на открытии показать – и им приятно, потому что живая легенда, и нам интересно.
Для конкурса этот фильм реально труден, поскольку даже я, сыгравший главную роль, наизусть знающий первоисточник (я его для аудиокниги начитал), не всегда понимаю, куда герой вот сейчас пошел. Может быть, Венеция демократичней и эстетически радикальней – там прошло бы лучше. Не знаю, Герман непредсказуем. Знаю, что объявленная дата окончания – декабрь. Мне осталось записать одну фразу – финальную, гениальную, придуманную Германом в последний момент. Почти из одних междометий, но в ней – весь смысл. В ней Румата отказывается вернуться на Землю.
В.Ж. Вы продюсер, вроде бы не собираетесь это бросать, – как вам назначение Ивана Демидова куратором кинематографа в Минкульте?
Далее - в Собеседнике.RU
воскресенье, 29 июля 2012
среда, 25 июля 2012
"..ничего из написанного мной не обдумывалось заранее, чтобы затем быть воплощённым в литературной форме. И я никогда не искал сознательно какое-то иное «пространство возможностей» для фантазии. Это не значит, что я совсем ничего не могу сказать о зачатии, беременности, родовых схватках, но это не значит также, что мне заранее известен «генотип» плода и будто я знаю, каким образом он превращается в свой фенотип — готовое произведение. Здесь, в области моего творческого «эмбриогенеза», с течением времени, то есть примерно за тридцать шесть лет, происходили существенные изменения.
Свои первые романы, в авторстве которых я признаюсь с чувством неловкости [имеются в виду «Астронавты» и «Магелланово облако»], я писал почти по совершенно готовому плану. Все романы типа «Солярис» написаны одним и тем же способом, который я сам не могу объяснить. Акушерская терминология, к которой я только что прибегнул, может показаться неуместной, и всё же она как-то передаёт суть дела. Я и теперь ещё могу показать те места в «Солярис» или «Возвращении со звёзд», где я во время писания оказался по сути в роли читателя. Когда Кельвин прибывает на станцию Солярис и не встречает там никого, когда он отправляется на поиски кого-нибудь из персонала станции и встречает Снаута, а тот его явно боится, я и понятия не имел, почему никто не встретил посланца с Земли и чего так боится Снаут. Да, я решительно ничего не знал о каком-то там «живом Океане», покрывающем планету. Всё это открылось мне позже, так же как читателю во время чтения, с той лишь разницей, что только я сам мог привести всё в порядок. В «Возвращении со звёзд» я тоже натолкнулся на стену — когда астронавта пугается первая встреченная им девушка, а потом произносится слово «бетризация». Я не знал ещё, чту оно, собственно, означает, но кое-что я всё-таки знал: я знал, что должно быть какое-то непреодолимое различие между культурой, с которой навсегда простился герой, отправляясь к звёздам, и культурой, с которой он знакомится по возвращении. Сравнение, сформулированное в терминах из эмбриологического словаря, оказывается вовсе не столь уж нелепым: хотя беременная женщина знает, что вынашивает в себе плод, она понятия не имеет, каким образом семя превращается в ребёнка. Признаваться в этом мне не так уж приятно, ведь я считаю себя рационалистом, и мне было бы куда приятней сказать, что я всё или, во всяком случае, очень многое знал наперёд, запланировал и скомпоновал, однако – «Платон мне друг, но истина дороже».
Станислав Лем. Моя жизнь. (1983).